* * *

Между тем помещение клуба «Глушь» уже начинало заполняться народом. Весть о предстоящем зрелище загодя облетела чуть ли не половину округа: и в эту ночь любой приверженец культа миледи Уэйв считал своим долгом проделать изрядный путь через разрушенные кварталы, чтобы побывать на церемонии и приобщиться к своей богине.

Освещение в зале сменилось: теперь первый этаж был погружён в полумрак, пронизанный светом разноцветных софитов. Под потолком медленно вспыхивали и гасли цветные огни, в основном оранжевые и красные: из скрытых динамиков разливалась тихая тревожная музыка, призванная создать соответствующий фон в преддверии величественного зрелища. Прибывшие посетители занимали места за столиками, о чём-то вполголоса переговаривались у стойки бара, просто бродили по залу. Как обычно, среди гостей было немало тех, кто не относился к людям: впрочем, никаких признаков дискриминации не наблюдалось, поскольку всех объединяла общая вера. Многие при встрече вместо приветствия отворачивали ворот рубашки или край рукава, демонстрируя друг другу металлические значки с отчеканенным символом Миледи — знак их принадлежности к культу. Впрочем, среди посетителей хватало и простых зевак, любителей пышных церемоний и жестоких зрелищ, явившихся поглазеть на действо.

Дверь клуба с шипением сомкнулась за очередным посетителем. Через небольшую толпу беседующих протолкался рослый тип в серо-зелёной мешковатой куртке с безразмерным капюшоном, надвинутым до подбородка. Среди посетителей, в большинстве своём довольно экзотически выглядевших, он смотрелся едва ли не самым неприметным. Пройдя в дальний угол, он подошёл к ближайшему столику и уселся на диван.

— Опаздываешь, Ассаер-Тан! — вполголоса бросил человек, расположившийся напротив него. Видно было, что он ждёт здесь уже давно: в пепельнице на столе дотлевали несколько окурков.

«Капюшон» раздраженно фыркнул. Звук получился странный, больше смахивающий на шипение.

— Закрой рот и ссскаши, щто это ссдесь происсходит? — Голос, раздавшийся из-под капюшона, тоже был сухим и шипящим. Ассаер-Тан всем телом склонился вперёд. — Я чую ссильную магию.

— Я не совсем в курсе, но несколько минут назад на второй этаж поднялся Лебон, а вместе с ним был Тео. — произнес его собеседник, стрельнув глазами по сторонам. Он тоже ощущал некий очаг магической силы на втором этаже, прямо над баром. Для наделённого способностью видеть магию это выглядело так, словно в комнате этажом выше буйно полыхал большой костёр.

Из-под капюшона донёсся свистящий вздох, долженствующий выразить досаду. Ассаер-Тан ненадолго замолчал, словно обдумывая ситуацию. Затем, подавшись вперёд, приблизил капюшон к лицу собеседника.

— В таком сслущае, Лебона мы ссегодня трогать не будем. — прошелестел сухой голос. — Масстер будет недоволен, но мы пока ещё не в силах броссить вызов богу. — Он кивнул, словно соглашаясь с собственными словами: капюшон слегка съехал назад, и из-под него блеснули раскосые жёлтые глаза с вертикальными зрачками. Как у кошки. Или змеи…

* * *

Город, раскинувшийся на стыке миров, по определению был бесконечен — но это не означало, что он притом был непрерывен. Ещё ни одному городу ни в одном мире не удавалось полностью одолеть природу и подмять под себя всю доступную территорию. Таков главный закон мироздания: мёртвому не дано осилить живое. Даже в самом технократическом мире, в самом сердце гигантского мегаполиса, среди нагромождений титанических зданий и наслоений дорожного покрытия, панцирем сковавшего землю — даже там непременно найдётся крохотная трещинка, через которую упрямо пробьётся обманчиво слабый зелёный росток.

Не стал исключением и сам Город. Разросшиеся и наползающие друг на друга кварталы время от времени прерывались обширными пространствами открытых территорий, по тем или иным причинам не сдавшиеся новым застройкам. Степные пространства и островки леса являлись своего рода ничейными территориями, на которые по большей части никто не претендовал. Если не считать представителей некоторых рас, народностей или религиозных культов, предпочитающих живую природу каменным джунглям.

Улицы Западного округа простирались на сотни километров, складываясь в причудливый узор. Каменные лабиринты кварталов кое-где прорезали вознесённые на опорах рельсы монорельсовой дороги: ночные улицы озаряли неоновые вспышки вывесок и витрин. Жизнь в большей части района не замирала ни днём, ни ночью.

Однако по мере удаления от Центра населённых домов и оживлённых проспектов становилось всё меньше. Многоэтажные здания и зеркальные башни небоскрёбов в какой-то момент сменялись устаревшими застройками, возведёнными чуть ли не полвека назад: затем — теснящимися кирпичными строениями заводского вида: а потом и те сходили на нет. За последними убогими домишками начиналась широкая степь, простор высоких трав, идущих волнами на ветру. Степь тянулась, казалось, до самого горизонта, где можно было различить силуэты сглаженных временем гор. Конечно, это был не конец Города: где-то там, за горами, начинались новые кварталы Западного округа, связанные с остальной частью города лишь несколькими шоссейными дорогами, тянущимися через пустынные земли и перевалы. Однако практически всё пространство было отдано степным просторам. Степь широко раскинулась под усыпанным мерцающими звёздами ночным небом…

Дым от давно прогоревшего костра медленно тянулся в небеса, застилая звёзды. В кострище изредка мерцали последние уголья, медленно гаснущие в золе. У костра, затейливо переплетя ноги, восседал человек. Высокий и костистый, в своей неподвижности он походил на каменную статую. Слабые отсветы костра озаряли его лицо — лицо глубокого старика, смуглое и загрубелое от ветра, сплошь изрезанное трещинами морщин, что усугубляло сходство со статуей. Седые волосы были перехвачены повязкой на лбу и собраны в две толстые косы, спускающиеся на плечи. Старик был облачён в жилет на голое тело и широкие кожаные штаны, расшитые бахромой. Крепкие жилистые руки, покоящиеся на коленях, украшала узорная татуировка: посредине лба был вытатуирован небольшой кружок, напоминающий печать. Глаза старика были закрыты: он словно бы пребывал вне этого мира.

Но вот веки его дрогнули, затем медленно приподнялись. Взгляд запавших глаз был острым и холодным, словно у ястреба, парящего над степью на распростёртых крыльях и углядевшего добычу с небес. Старик уставился в костёр, словно пытаясь прочесть что-то в мерцании углей: затем поднял голову, устремив взор в сторону далёкого зеленоватого зарева на горизонте.

— Печать проклятия была надломлена! — шевельнулись сухие губы старца. — КТО ПОСМЕЛ?!?